Каждый вернётся домой

Ирина Гарнис - Сборник стихов и прозы

Санкт-Петербург, 2013 год

---

НОЧНАЯ ВОДА

размышления

и не только

*  *  *

Подделываясь под явь,

Как тень пустая,

Впереди желания идёт надежда –

И ложь её,

Как феникс, встаёт из её же пепла.

 

Ночная вода

Глубокой ночью всплывает жёлтая луна, проскальзывает сквозь прорехи в сетях ветвей, плывёт дальше. Дальше... И никак ей не уплыть, и она удивлённо смотрит на меня. А я не знаю...

Ночная вода наполнила окна, и надо спать – ночь принесла сны. Я смотрю сквозь стекло, как медленно колышутся водоросли ветвей, тонут и всплывают блики – и вслушиваюсь в тишину. Внезапные тени впрыгивают в комнату, судорожно дёргаются в сумрачном свете. Злые тени. А, может, им плохо, тревожно. Кто они?

– Это ветер качает деревья, – говорит бабушка.

Да-да, я знаю – это ветер. Но это ничего не значит, когда тени судорожно танцуют на обоях. Они хотят мне что-то сообщить, но не умеют. И я не понимаю. Только чувствую и желаю им счастливого покоя. Спокойной ночи, тени! Быть может, в воде ночи уже плывёт ко мне мама. Мама всегда приплывает ночью, когда я уже сплю. Два или три раза в год случается это чудо. Я просыпаюсь от запаха её папирос, она смеётся в гостиной, и я бегу, бегу со всех ног к ней. Но это утро. Взбалмошное, простое, счастливое. Мама не говорит, когда уедет, и я живу в безмятежном соединении с ней, ни о чём не думая.

Потому что это остановленное время.

 

– Что ты испытывала, когда приезжала мама?

– Счастье!

– А когда мама уезжала?

– Не помню... Я не помню, чтобы мама уезжала.

– Но ведь она уезжала.

– Да, уезжала, но я этого не помню. Мама только приезжала.

(Приплывала ночью на светящейся водяной лилии, чтобы быть со мной всегда-всегда...)

Ночь накрыла город, и её тайна наполнила собой все жилища и пространства – и чаши цветов, и собачью миску во дворе.

Аргус воет на луну. Спрашивает отчаянно – в чём причина всего?

 

Вот ты, Луна, вот ты плывешь, а зачем? Где они, опалесцирующие в глубине ночных вод, тихо плывущие лилии, наполненные счастьем? Где это то, чего я так жду? У тебя тихий грустный свет.

 

Ответь!..

«Без слов» • акварель

 

Верочка

Уже близилось обеденное время, когда Йозеф Иванович с пятилетней внучкой Верочкой вошёл под пахучие хвойные своды парка.

Верочка скакала на одной ножке, крепко сжимая в руке маленькую красную сумочку. В сумочке был носовой платок, флакончик из-под духов и куколка. Парк был полон гуляющими, лёгкий бриз ласкал беспечные лица. С детской площадки доносился смех и радостные вскрики.

По дорожкам под ручку с матросами проплывали нарядные девицы в бескозырках своих спутников.

С моря тянуло обещанием далёких странствий…

У Верочки захватило дух. Она побежала по тропинке, заливисто засмеялась, спряталась от деды за сосной. Притаилась. Ждала, когда же деда её хватится. А он всё разговаривал со смешным толстеньким дядечкой. Вдруг что-то прекрасное, яркое мелькнуло перед глазами девочки. Огромная бабочка порхнула над её плечом, хотела опуститься, но передумала и скрылась за кустами.

«Я – цветок, – подумала Верочка. – Я – бегающий цветок!».

И Верочка побежала к кустам. Она вошла в таинственный сумрачный дом куста и замерла, потрясённая. Это был другой мир. Он замкнул её в своей тёмной прохладе. Верочка ощутила одиночество.

Ей больше не хотелось прятаться.

Она выбежала на солнце, лихорадочно пытаясь сориентироваться в мире, который покинула, как ей казалось, пару мгновений назад. Дорожка... цветы... Не то!..

«Деда!» – внезапная паника вырвалась в крике. Она услышала себя как бы со стороны, и ей стало страшно. Потому что деды нигде, нигде не было. Верочка заплакала в голос, заметалась по дорожкам, ища знакомый силуэт. Её пытались остановить незнакомые ей люди, спрашивали что-то... И они, и всё вокруг было чуждым. Вера замерла, давясь слезами. Она познала вдруг и сразу чувство своей потерянности, дикое, невероятное ощущение нереальности происходящего.

Окружающий мир был условен, ведь пропал куда-то деда, что было невозможно!

 

Всё стало ненастоящим, как сон.

 

И она, маленькая девочка в лаковых босоножках, тоже, наверно, была ненастоящая... Она была очень маленькая, она не умела ещё принимать решения, паника владела ею, но внутри неё всё же была какая-то сила. И, не переставая плакать, Вера отчаянно двинулась к выходу из парка. Она шла к дому. Она не думала, как это будет хорошо, когда она придёт домой. Она не была уже уверена, что дом этот есть на самом деле. Она не была больше Верочкой. Она была никто.

Но она осторожно переходила дороги, где надо заворачивала за угол, ориентируясь по знакомым домам, деревьям и заборам.

И она пришла домой.

Наверно, её ругали. Наверно, хвалили и целовали.

Деда, наверно, пил валокордин.

Но это не осталось у неё в памяти.

Осталось чувство, что её слишком мало для этого мира.

И на следующий день, гуляя в саду возле дома, Вера недоверчиво смотрела на знакомые флоксы: может, они тоже вдруг станут чужими? И всё изменится, и она вновь останется одна против равнодушной стены того, что перед глазами; станет невзаправдашней в этом чём-то.

И её не будет больше.

Увядающие цветки падали на мягкую почву, блестящие жучки ползали между ними. И Вера, пройдя сквозь невидимую преграду действительности, сумела раствориться, одновременно став корнями цветов, их тёплым дымным ароматом, что уже на излёте. Она поняла их. Она стала тихим восторгом сущего. Это нельзя было сформулировать в мысль, да и не нужно это было. Вера не думала никакие мысли.

Она просто знала.

 

– Верочка! Обедать! – донеслось из открытого окошка.

Вера не оглянулась.

– Верочка! Я тебя зову, – бабушка начала сердиться.

– Верочки больше нет, – откликнулась наконец девочка. –

Она потерялась в парке.

Болеро

Любовь?.. Я скажу, что такое любовь...

Это когда ты десять дней не спишь, десять дней не ешь, десять дней не пьёшь, и после этого приходит тот единственный в твоей жизни день, когда ты говоришь:

– Я люблю тебя...

Ты говоришь это человеку, которому не мог сказать об этом за десять лет ни разу...

Идёшь по лезвию ножа, идёшь на казнь, и понимаешь до конца и полностью... Что! Такое! Любовь!..

 

У него выступили живые слёзы и перехватило дыхание.

 

Никто и никогда в моей жизни не сказал об этом с такой силой, как этот человек...

Передо мной сидел жуткий опустившийся алкоголик, но на его измождённом запоями лице жили усталые, грустные глаза. В их пугающей глубине я видела душу – тёмную от долгой жизни в забытьи, но живую. Живую и сильную.

Это был человек без маски, откровенный в своём проигрыше, правдиво-чёткий и до боли настоящий в словах.

И тут я поняла, почему никогда и никому не говорила слов любви и ни от кого не принимала их. Я боялась. Боялась этой грозной силы.

 

Еле встав, качаясь, он подошёл к проигрывателю и поставил «Болеро» Равеля. Рядом шумела и веселилась компания, разливали водку, что-то говорили, хохотали...

А он сидел напротив меня и был здесь центром всего. Он был магнит.

Умирающая Вселенная.

И звучало «Болеро».

 

Он снова с трудом поднял отяжелевшие от выпитого веки и наши взгляды соприкоснулись. Шух-х-х! – две огромные планеты пролетели слишком близко друг от друга.

 

– Откуда столько смелости? – медленно выговорил он – Тебе это

надо?

– Мне это надо – ответила я.

 

Всё кричало во мне: «Беги!»

Но я не могла бежать. Происходящее было огромным.

Я не отвела глаз.

Звучало «Болеро». Вкрадчиво, постепенно вовлекала музыка в зовущую глубину, и там, сквозь тёплый бархат, яркой звездой пронзительно сияла мощь жизни.

Каждый жив... Долго ли – или недолго...

И каждый смертен.

Жизнь длится и торжествует.

Каждый уходящий её миг – момент озарения.

Музыка властно нарастает, волны её исполнены неизбежностью трагизма и счастьем жизни. Виток за витком, я поднимаюсь по спирали.

Сейчас... вот уже сейчас будет вершина...

Нет, ты поднимешь своё сердце ещё выше!

Можно ещё сильнее, ещё больней...

Выше уже нельзя...

Можно!

Пусть душа твоя поднимется в космос, и ты вместишь в себя силу жизни и боль её.

Мы смотрим в глаза друг другу. Его глаза говорят:

– Я покажу тебе кто ты.

– Я не узнаю себя...

– Это – ты.

 

Нет! Нет! Я не хочу этого! Ты уже почти разрушен... Нет!

 

– Моя душа видит твою, и я перед тобой.

 

Нет! Чтобы я видела, как ты спиваешься, как ты умираешь у меня на глазах?! Распадаешься медленно и безнадежно.

 

Уйти! Надо немедленно уйти! Я не могу без боли смотреть, как он выпивает стакан за стаканом. Нестерпимо видеть, во что он превратится.

 

Я отвела взгляд и встала. Сказала, что мне пора.

Он, поднимаясь, чтобы проводить меня, неловко покачнулся и повалился на пол.

Всё! – я не успела. Я не должна была, не хотела это видеть...

Он же, сидя на полу, поднял голову, страшно спокойно посмотрел на меня и с грустной улыбкой попросил:

– Прикури мне сигарету, ты ведь прикуришь для меня сигарету?

– Да, конечно – ответила я.

«Без названия» • карандаш

 

О рождение и смерти… немножко бессвязно

Вот что: думается мне, что процесс ухода человека из жизни вполне может походить на процесс рождения. Только рождается человек в этот мир телом, а уходит душой – уже кое-как сформировавшейся, созревшей. Или несозревшей.

При рождении человек проходит узким родовым путём. Некоторые, правда, через кесарево сечение – им легче значительно. Но каждому всё равно непросто освоиться в нашем, странном довольно-таки, мире. А когда тело-то устаревает, то остаётся оно, душой покинутое и ненужное ей больше. Но чаще всего душа не особо хочет тело покидать.

В теле привычней – и страшно, больно и тяжко проходить путь «рождения из своего тела». Тем более что путь этот тёмен и нагорожено там всякого, что человек успел за жизнь наворотить – завалы заблуждений, недодуманных мыслей, подавленных страхов, неосознанных влечений, фантазий гадких. Короче, греха.

И уходит душа по трудному пути.

Одна.

Вы скажете, что бывают преждевременные роды.

Да. Как и преждевременные смерти.

Многие преждевременно родившиеся младенцы выживают – хотя, вроде, и не должны были бы.

Так и с душами вполне может быть.

Бывают мёртворождённые.

Можно ли вдохнуть в них жизнь? Реанимировать как-то?

Не знаю...

Человек рождается бессознательным существом.

А тело покидает сознательным.

Если умирает ребёнок или умственно неразвитый, то путь его чист, поскольку нет у такой души греха. Он рождается из своего тела легко. А сознательный человек ещё при жизни должен – если, конечно, хочет – знать, как и куда направится его душа. Ведь это он сам.

Или всё равно?

Или не верите, что потом что-то будет?

А вдруг будет?

Что тогда?

Впрочем, я отвлеклась. Каждый сам решает по своему разумению.

Речь не об этом.

Просто я предполагаю, что при жизни ещё надо начинать путь души. Чтоб не сбиться потом. А то залезешь не туда и будешь блуждать в лабиринтах иллюзий, которые при жизни нагородил.

Вера даёт силу. А любовь – свет.

 

А кто имеет ум, тот разумеет.

 

Стена

Она была, хоть не всегда была видна –

Стена.

Глухая, серая. Бетонная, наверно...

Как скверно!

Она, ненужная, без глаз смотрела.

Довлела.

И к ней всё время приходил мой путь,

Не обогнуть!

Такая страшная. А годы шли.

Ушли.

Я подошла к ней, и её рукой

Я опрокинула, обрушила,

Постой!

Не падай, я к тебе привыкла...

Но наступило окончанье цикла.

Она упала. Я стою одна.

Сильна...

«Стена» • карандаш

 

О Царстве Небесном

Что есть Царство Небесное?

Притчами говорил о нём Иисус.

Но вы, христиане, сами своими мыслями не возвращались ли к этому?

Искали ли вы в себе этот ответ – как достичь его?

Или просто повторяли вновь и вновь для себя слова Христа?

Притчами говорил он вам.

Задавались ли вы вопросом, для чего Он говорил так?

Или вы спрашивали ответа у того, кто толковал вам это?

Потому что, де, мы люди грешные, а были Святые, они всё нам и преподнесли уже на блюдечке с золотой каёмочкой. А мы будем просто правило исполнять и смиряться.

Потому что мы грешные такие и немощные, куда уж нам...

И снова и снова мы молимся, просим у Бога, чтоб Он помог нам и близким нашим.

Спас нас.

От чего Он может спасти нас?

От бед, от маловерия, от страданий – скажете вы.

От нас самих.

На самом деле, Христос дал нам так много, что с этим можно не успеть разобраться за время всей нашей жизни.

А мы раболепно просим Его то о том, то о сём...

А, главное, о Царствии Небесном.

Чтоб «даровал».

Не выйдет.

Потому что «внутри нас оно есть».

И «узок путь» в него.

И подобно оно «зерну горчичному».

И «закваске» подобно оно.

И, думается мне, что пройти сквозь «тесные врата» – это не что иное, как войти в себя, в свою душу. И увидеть себя изнутри.

А это тяжело и страшно – увидеть себя.

И много иллюзий и обманов на этом пути.

Человек может не лгать другим, стараться не делать дурного, молиться, исповедовать грехи – но, не зная себя, он не найдёт пути.

А может и рассудком повредиться, бывает такое.

Нищим духом тут проще, у них не так нагорожено внутри души.

Их путь чист.

Как Христос сходил в Ад, так и человеку надо спуститься к себе в тёмную глубину. И вспомнить всё.

Всего себя вспомнить и познать.

Ужаснуться, может быть, но не повторять бесконечно: «Да, я грешен... Ты, Ты, Господи, сделай всё за меня, видя мое смирение... Спаси, спаси...»

Он уже спас. Себя отдал, чтобы мы могли войти.

Войти к себе в душу и осветить её.

Чтоб из горчичного зерна выросло Древо Жизни.

А не просто успеть исповедоваться во всём-всём-всём перед смертью.

Хотя тут, конечно, может катарсис произойти.

Но не обязательно так бывает.

Так приблизительно я думаю. Мне эти мысли нелегко дались.

 

Теперь можете бросать в меня камни.

 

*  *  *

Когда нет сил для будущего,

Когда нет отрады в прошлом,

Когда ты потерян в настоящем...

Что тогда делает человек?

Когда ты всё равно всегда один,

Начинаешь дорожить своим одиночеством.

Ты уже боишься раствориться в другом человеке,

Потому что он может оставить тебя

В самый неподходящий момент,

И тогда лишь новое одиночество

Будет с тобой. И Бог на небесах.

Бог, к которому ты повернёшься,

Отвернувшись от всего своего.

Но Бог в любви своей

Даст тебе сил – и властно

Обратит тебя к тем,

Кто оставил, кто бросил тебя.

И всё начнется сначала.

Виток за витком.

С каждым разом всё выше,

Но нисколько не легче, чем раньше.

Всё тяжелее и больнее.

Всё одинокей, все безысходней.

И ты спросишь Бога однажды:

– Господи, зачем Ты это сделал со мною?

За что – я знаю,

Но зачем Тебе укреплять меня в жестоком горниле?

Плачет моя душа... Бесполезно всё...

Ничего не ответит Господь.

Ничего не ответит тебе Господь.

Ничего, ничего.

Потому что ты всё

Должен понять сам.

«Гул» • акварель

 

Оглавление

• Читателям, предисловие от редакции
• День это ночь, глядя в мир
• Одинокий велосипедист, заметки у моря
• Однажды, волны реальности
• Лодка, над волнами реальности
• Синица, лирика для двоих
• Ночная вода, размышления - и не только
• День гомона птиц, лирика

Сборник подготовлен и издан редакцией литературного журнала «Бродячий заяц» (Санкт-Петербург) ISBN 978-5-905427-06-0

Составитель, редактор, дизайнер и автор вступительной статьи О. Зверлина.